|
- Едем домой. Ты не бойся. Все будет хорошо. - Заболел? - посочувствовал таксист, глядя в зеркало заднего обзора. - Бывает. Дети - они болеют. Природа такая. Парень у вас отличный, вылитый вы. Поздравляю! Дома Филин уложил мальчика в постель, шторы на окнах задернул (с детства помнил, что яркий свет нежелателен при кори), растолок в салфетке лекарство, поднес Юрику с водой. Тот закашлялся, начав пить, и его стошнило. Референт министра растерялся настолько, что чуть было не заплакал; руки его дрожали от ужаса. Путаясь в словах, вызвал "скорую". Юрик тем временем начал бредить. Филин ходил из комнаты в кухню, пальцы ломал, сомневался, как вести себя дальше. Наконец он рискнул снова дать лекарство. Новая попытка вышла удачной; Юрик лег на подушку и вроде уснул. Но тогда приехала "скорая". Два дюжих молодца, которым впору было работать каменотесами, совершили с мальчиком ряд неясных манипуляций. Подтвердили диагноз, сделали какой-то укол, пригрозили воспалением легких и умчались мгновенно. Филин думал, стоял, что-то взвешивал, ногтем долбил телефонную трубку. Сделал над собой усилие и позвонил Татьяне Сергеевне на работу. - Вы с ума сошли! - воскликнула Орская, когда референт министра поведал ей о сложившейся ситуации. - Только с вами, Филин, могло такое произойти. У меня нет слов. Надо что-то делать. - А что? - спросил бывший теннисист. Орская взяла себя в руки. В голосе ее послышались командирские нотки: - Прежде всего, не делать волны. Корь, конечно, болезнь не из легких, но они ее в этом возрасте переносят неплохо. Ласка. Покой. Пища, богатая витаминами. Курицу сварить вы сумеете? - Даже гуся. - Прекратите острить, вам это не идет. Я даю серьезные указания. Приготовьте бульон. Мясо куриное, оттуда же, из бульона, дайте мальчику на второе. Скажем, с картофельным пюре. Или с рисом. Впрочем, рис, наверное, вам не по плечу. Господи, Филин, вы меня убиваете своей непрактичностью! - Я смогу приготовить рис, вы напрасно волнуетесь. - Ах, оставьте, все мужчины не отличаются друг от друга. Вот мой муж… Впрочем, это не относится к делу. Теперь о другом. Значит - молоко, фрукты, чай с лимоном. Рот прополоскать марганцовкой… И конечно же, звоните скорее в милицию! - Для чего? - Для того, милый Филин, что вы совершили деяние, подпадающее под статью уголовного кодекса. Умыкнули ребенка! Где это видано? Пока еще можно объясниться: ну, тяжелое состояние мальчика, не успели подойти к телефону… Вам поверят. Но потом вина ваша будет возрастать. И никто вас не вызволит! - Хорошо, - сказал Филин и отправился в "Гастроном". После варил и парил на кухне, мерил больному температуру, снова давал лекарство. К вечеру жар немного уменьшился, мальчик лежал спокойно. Филин помыл посуду, сел за письменный стол - заполнить командировочные бумаги. На душе его было тихо. Мир, уют виделись ему, домашнее счастье. В это время зазвонил дверной колокольчик. Филин дернулся и почувствовал, как ладони его становятся мокрыми. Еле переставляя ноги, он побрел открывать. В комнату вбежала Татьяна Сергеевна. Она была женщиной спелой, раздавшейся в талии и в других местах за последние несколько лет, и даже мощное потребление табачного дыма не могли спасти ее былые легкоатлетическо-изящные формы. Орская страдала от своей полноты. Платья носила неприталенные, темные, с клинообразным декольте. Но лицо Татьяны Сергеевны все еще было молодо. От излома ее бровей, густых, мягких, от бездонных зрачков референт министра, что говорится, балдел. С ней он чувствовал себя пацаненком. - Господи, какой хилый мальчик! - Орская всплеснула руками; маникюр кроваво-красного цвета придавал ее и без того пухлым пальцам некоторую кургузость; Филин в душе осуждал Татьяну Сергеевну за пристрастие к слишком яркой помаде и яркому лаку. - Вы кормили его? А милиция? Когда приедет папаша? - она стала вынимать из портфеля лекарства, бутылки с мандариновым соком, хлеб. Филин отвел глаза: - Дело в том… что я пока решил не звонить… Юрик болен. Пусть сначала поправится. Ну, а после… как-нибудь само собой утрясется… - Вы безумец, Филин! - сделала страшное лицо Орская. - У живых родителей!.. Среди бела дня!.. Это черт знает что такое!.. - У таких родителей - даже благородно, - пробубнил в ответ референт министра. - Если ребенок не нужен им… - Ну, не вам решать - нужен, не нужен! Вы не суд и не районо! Существуют законы… Все равно вы не сможете усыновить его юридически!.. - она еще что-то говорила, приводила веские аргументы, даже умоляла не делать глупостей. - Мальчика разбудите, - сказал Филин, медленно садясь в кресло. - Можете меня не учить. - Филин, грубите, - заметила Орская. - Я о вас пекусь, а вы еще обижаетесь. - Очень вам благодарен. Только у меня у самого голова на плечах. - Ай, какая там голова! - взмахнула рукой Татьяна Сергеевна. - Если вы немедленно не позвоните в милицию, это сделаю я. У меня воли хватит. - Только посмейте. И вообще вы перестарались: я и хлеб купил, и лекарства. - Хлеб, наверное, черствый, а лекарства не те. Я хочу посмотреть, что вы там наготовили. Филин потер пальцами виски: - Не волнуйтесь, Татьяна Сергеевна. У меня все нормально. Вы преувеличиваете мою безынициативность. Орская печально моргнула: - Значит, я теперь не нужна вам совсем?.. - Вы? Нужны… - он сказал это неуверенно. - Сами знаете, что нужны. Вскоре Орская распрощалась, надавав еще кучу советов и указаний. В комнате было полутемно, лишь настольная лампа бросала на стены ровный оранжевый свет. Мама и папа референта министра весело смотрели на мир со старого фото. Тикал будильник, неумолимо проглатывая секунды. Юрик лежал на спине, голову отвернув к обоям, ровно дышал. "Орская права, - думал Филин. - Надо звонить. От формальностей никуда не деться. А родители есть родители…" Он протянул к телефону руку, накрутил долгий ноль, а потом короткую двойку… Все дальнейшее произошло очень быстро. Утром у дверей позвонили, и в квартиру зашла вместе с капитаном милиции - бравым, скрипящим портупеей и сапогами - пожилая женщина, по разрезу глаз и губам напоминавшая отца Юрика. - Мы за мальчиком, - козырнул страж порядка. - Я буду бабушка, - поздоровалась с хозяином женщина. - Славке моему пятнадцать суток впаяли. Пьяница проклятый… - Она обреченно вздохнула. - Проходите, пожалуйста, - референт министра сделал жест рукой. - Юра спит еще. Уж не знаю, надо ли его отвозить: врач грозился воспалением легких… - Ничего, я укутаю. Шарфик, шапочка… Авось, не застудим. - Она зашла в комнату. - Худенький-то какой… Запустили мальца… Капитан милиции стал трясти руку Филину: - За проявленную заботу… в сложившейся ситуации… - Пустяки, - говорил хозяин. - Я как мог… - Проявили настойчивость и волю к победе… - Он обратился теперь уже к бабушке: - Ну, маманя, пора идти. Служба не ждет. - Баба Маруся… - открыл глаза мальчик. - Мы к тебе приехали, да? - Приехали, приехали, мой касатик…Ты лежи, я тебя одену… - Здравия желаем, - снова козырнул капитан, улыбаясь Филину. - Господи, забыла про яблоки! - встрепенулась женщина уже от порога. - Это вам - за все доброе… - Нет, не надо, ни к чему! - Филин пробовал отстранить мешочек. - Собственные яблоки, с сада моего. Не побрезгуйте… Обижать ее было совестно. А когда увезли ребенка, Филин, заложив руки за спину, прогулялся к себе на кухню. Стал смотреть в окно, с пятки качаясь на носок и с носка на пятку. Брезжил новый день. Надо было идти на работу. - Выйду вот на пенсию, - бормотал референт министра, - добермана-пинчера заведу. Они такие смешные…
|