НА ХУ-ХУ Многие считают, будто перестройка сделала большинство советских людей несчастными. Будто в СССР хоть и не было нынешних свобод и товаров, но простому человеку жилось легче. И вообще, говорят эти многие, в современной России честный человек сделаться богатым не может. В доказательство обратного, я поведаю вам одну любопытную историю. Верить в нее или не верить – дело каждого, но готов поклясться, что события, изложенные в ней, совершенно подлинные, ибо мне о них рассказала Дина Леонидовна Пухова, близкая подруга мамы главного героя этого сюжета, а уж Дина Леонидовна (я ее знаю!) врать не будет.
* * *
Колонтеев зашел в вагон и, когда состав вырвался из тоннеля, чтобы переехать Москву-реку, начал свой обычный, тысячу раз повторенный монолог: – Уважаемые пассажиры, всем – счастливого пути! Предлагаю вашему вниманию шариковые ручки на гелиевой основе. Стоимость одной ручки – пять рублей. Если вы покупаете две ручки за десять, третья вам дается бесплатно! У меня в наличии – все цвета. Можно ознакомиться и приобрести… Кто бы мог подумать, что его, кандидата биологических наук, без пяти минут доктора, некогда стоявшего на пороге открытия мирового масштаба, жизнь заставит торговать ручками в метро! Десять лет назад он и сам не поверил бы. А теперь торгует – и ничего, привык. В месяц набегает до пяти тысяч рублей. Это больше, чем имеют профессора в тех НИИ, что еще не закрылись. Десять лет назад Павел Александрович изобрел, как бороться с африканской ху-лихорадкой. Он открыл, что мухи ху-ху, переносчики заразы, под воздействием бета-излучения начинают мутировать, превращаясь в безобидных бабочек. Для дальнейших работ государственный НИИ, где работал Колонтеев, закупил в Африке двести тысяч ху-ху. Но как раз начался развал Союза, и контейнер с мухами две недели простоял на таможне аэропорта, в результате чего насекомы передохли. А валюты на новый контейнер выделить уже не смогли. Да и сам НИИ вскоре отошел в мир иной вслед за мухами. Павел Александрович попытался преподавать, но когда ему задолжали деньги за семестр прочитанных им лекций, он ушел в репетиторы. Тут его, кустаря-надомника, поприжала репетиторская мафия, не терпевшая конкуренции. Не поладив с мафией, он ударился в уличные продавцы… Ручки сегодня шли неважно. Многие торговцы, нынешние коллеги Колонтеева, брались за продажу синтетических китайских карандашей или чешских перчаток из латекса. Но у Павла Александровича вкусы были консервативные, он всегда с трудом перестраивался – в жизни и в работе… Сел на лавочку станции метро «Дмитровская», чтобы передохнуть и перекусить парой бутербродов, сделанных его мамой. (Колонтеев жил вдвоем с мамой-пенсионеркой, разведясь с женой около пяти лет назад.) Не успел развернуть фольгу, как услышал голос давнего знакомца – дяди Саши: – Что, офеня, и тебе сегодня счастье не катит? Дядя Саша ездил по вагонам в инвалидной коляске и, одетый в камуфляжную форму, демонстрировал культяшку вместо ноги – представляясь воином-интернационалистом. А на самом деле он когда-то по пьянке просто загремел под трамвай. – Да, не катит, – грустно подтвердил Колонтеев. – Бутерброд хотите? – Что ж, не откажусь. Оба зажевали со вкусом. – Я с тобой общаюсь давно, ты хороший парень, – заявил дядя Саша, – угостить калеку не брезгуешь. И за это я хочу тебе подарить заговоренный револьвер. Павел Александрович удивился: – Револьвер? Заговоренный? Как сие понять? Инвалид объяснил: – Кореш мой, Витька Чесноков, настоящий афганец – форма, что на мне, от него досталась – перед смертью мне отдал. Говорил, оружие ему преподнес афганский колдун. Ты, говорил, не смотри, что он пластмассовый и как будто игрушечный. И игрушечное оружие может раз пульнуть на самом деле. Револьвер волшебный потому, что, убив кого-то, ты сухим выйдешь из воды. Дескать, ни суда и ни следствия – кум королю. – Ерунда какая-то, – произнес Колонтеев. – Быть того не может. И потом револьвер мне вообще не нужен. Я не собираюсь никого убивать. Дядя Саша обиделся: – Я ж от чистого сердца, дурик. От себя отрываю, можно сказать. Сам хотел шлепнуть своего бывшего мастера с завода – вот уж сука, доложу я тебе! – да его и без меня в потасовке пришили. Больше ни на кого зуба не имею. – Расстегнул кобуру, находившуюся у него на ремне, и достал пластмассовый револьвер марки Смит и Вессен. – Во, гляди: словно натуральный. В самом деле, кольт смотрелся очень убедительно. Именно такими пользуются ковбои в популярных вестернах. Дядя Саша мрачно пригрозил: – Не возьмешь – я тебя уважать перестану, никогда больше твоего бутерброда не кусну, понял? Павел Александрович возражать не стал, но, беря оружие, поблагодарил с неохотцей. И подумал при этом: «Ладно, так и быть, сделаю человеку приятное, а потом выброшу». Сунул кольт в сумку между ручек и забыл. Дома вспомнил и заулыбался: «Выдумает тоже! Из игрушки убивать человека. Если убивает – значит, не игрушка. Если же игрушка – не убивает». Выудил револьвер, рассмотрел как следует. Копия была удивительная, внешне не отличишь. Колонтеев щелкнул держателем барабана и увидел внутри один патрон. Вытряхнул его на ладонь. Тот блестел очень убедительно. А на капсюле было выбито: «Made in China». «А-а, китайская подделка, – усмехнулся прежний ученый. – Всё фальшивое – инвалид-афганец, револьвер, патрон… Но выкидывать жалко – больно уж красивая штучка». Тут зашла мама Колонтеева – Октябрина Савельевна – и, увидев ствол, сразу испугалась: – Господи Иисусе! Павлик, детка, это что такое? Сын ответил серьезно: – Разве ты не видишь? Пушка. Приобрел по случаю. – Да зачем тебе эта гадость, дорогой? – Кое с кем посчитаться. Ольгу завалю. Мама ахнула. Чувство юмора ей нередко изменяло, хоть она и была интеллигенткой в третьем поколении, а до пенсии работала участковым педиатром. – Павлик, Павлик, ты сошел с ума, – стала увещевать сына Октябрина Савельевна. – Разве можно отнимать жизнь у человека? Даже если человек – Ольга? Отношения бывшей супруги Колонтеева со своей свекровью складывались плохо. Маме с самого начала казалось, что молодожены – не пара. И, наверное, это было близко к истине, так как 30-летний (тогда) кандидат наук и 20-летняя (тогда) буфетчица их НИИ странно монтировались друг с другом. Но любовь, как говорится, не картошка, и ученый втрескался в юное создание оголтело. Он считал Ольгу совершенством, эталоном непорочности, нравственного и умственного целомудрия, а она с интересом внимала его выспренним речам. Кстати, тут нелишне упомянуть, что фигуристая девица пользовалась у мужской части института оглушительной популярностью, многие пытались ее соблазнить, но отправиться в загс предлагали только двое – Павел Александрович и его коллега – аспирант Кавнюк. Ольга предпочла Колонтеева только потому, что фамилия второго претендента ей не нравилась. А иных аргументов у нее не было. Прожили они три с половиной года, два из которых юная жена совершенно извела благоверного постоянными обвинениями в неумении жить. «Вон тебе полгода за лекции не платят, а у Кавнюка теперь собственная фирма по борьбе с тараканами», – говорила она. Как-то, обозлясь, Павел Александрович выпалил: «Ну и отправляйся к своему Кавнюку!» Ольга расценила, что совет здравый, и сошлась с аспирантом, ставшим генеральным директором ЗАО «Интердихлофос». Ныне ездит на джипе «Чероки» и возводит в Подмосковье 3-этажную дачу с бассейном. А к фамилии Кавнюк притерпелась. – Мама, пошутил я, – отозвался великовозрастный отпрыск, пряча револьвер. – Он не настоящий, а игрушечный. Мне его подарили как сувенир. Октябрина Савельевна не поверила: – Не обманывай меня, Павлик. Ты смотрел на него совершенно не так, как на сувенир. Я заметила. У тебя в глазах был зловещий блеск. – Перестань, пожалуйста. Ну, кого я могу убить, если б кольт оказался не из пластмассы? Никого, кроме мухи ху-ху. Да и ту пожалел бы, чтобы провести с ней опыт по мутации. Покачав головой, родительница сказала: – Тот, кто мухи не обидит, при стечении обстоятельств делается маньяком. А игрушечный пистолет иногда стреляет, как настоящий. Вздрогнув, Колонтеев воскликнул: – Что ты говоришь?! Но она уже повернулась и вышла из комнаты. Павел Александрович, проводив ее взглядом, вдруг подумал со сладким ужасом: «А действительно, почему бы не разделаться кое с кем, если без последствий?» Он прилег на диван и, задрав ноги на его спинку, начал фантазировать. Нет, конечно, Ольгу убивать ему горько. Может, Кавнюка? Неплохая мысль. Или лучше кого-нибудь помасштабнее? Например, Чубайса? Или же Гайдара. Ведь они виноваты в том, что НИИ закрылся. Впрочем, не они, а Ельцин. Или Горбачев. Развалили Союз, всё перекорежили… Но стрелять в Горбачева или Ельцина не хотелось уже совсем. Стало быть, Кавнюк? Подстеречь у дома и, когда он будет садиться в «Мерседес», между глаз всадить пулю. Да, заманчиво… Но, наверное, как у каждого порядочного нового русского, у теперешнего мужа Ольги – с двух сторон охрана? Два громилы? Изобьют в ответ или даже пристрелят. Неохота из-за Кавнюка расставаться с жизнью… Не придя ни к какому выводу, Колонтеев уснул. Верно говорила его экс-жена: вялый, безынициативный, тряпка и тюфяк. Так ничем и не кончилась бы эта петрушка, если бы однажды продавец гелиевых ручек не столкнулся на улице со своим однокашником Славкой Зобовым. Тот увидел Павла Александровича из окна «BMW» и как закричит: – Пашка, блин, ты ли это, падла? – Славка, ты, засранец? – Ну, а кто же! – гордо согласился старый друг. Влез из машины, и они обнялись. – Сколько лет, сколько зим! – радовался Зобов. – Думаешь, забыл, как давал мне списывать контрольные? Благодарен тебе по гроб жизни. И вообще школьные деньки были радостные – вспоминать приятно. Нашу встречу надо отметить. Ты свободен? – Совершенно. Только у меня со средствами туговато. – Э-э, нашел о чем думать! Я угощаю! На хорошего человека тратить не жалко. Колонтеев влез к нему в «BMW», и они рванули в ресторан казино «Смарагд». Зобова здесь приняли как родного, и неистовый свет уважения заодно пролился и на Павла Александровича. Он спросил вполголоса: – Слав, а кто ты теперь? Бизнесмен? Однокашник ответил загадочно: – Вроде этого. Индивидуальное частное предприятие. По уборке города. – Дворник, что ли? – Не совсем, но схоже. Сели, сделали заказ и со смаком дернули коньяку. Колонтеев налегал на корейку, осетрину и черную икру, вкус которой почти забыл с перестроечных времен. А потом были шашлыки и еще много-много выпивки. Окосевший ученый жаловался на жизнь, на изменщицу-Ольгу и на пассажиров метро, плохо покупающих гелиевые ручки. – Нет, я понимаю: объективные законы развития общества, и Советская власть была обречена. Но обидно до чертиков! Потому что капитализм – он не мой. Здесь же надо превратиться в хищника – драться, кусаться, если надо – шагать по трупам. У меня не выходит. Подарили заговоренный револьвер, а и то сделать трупом никого не могу. Зобов оживился: – Это как – заговоренный? Павел Александрович вразумил. Однокашник навалился грудью на край стола, выпучил глаза и проговорил с жаром: – Слышь, продай мне его. Падлой буду, пять кусков заплачу. – Пять кусков чего? – спьяну недопонял приятель. – Баксов, чего ж еще! Пять тыщ зелени! Колонтеев сразу протрезвел и ответил: – Издеваешься? За такую ценность – пять тысяч? Меньше, чем за пятьдесят не отдам. – Но тебе ж его подарили! – Ну и что? Славка разозлился: – Сволочь, жмот. А еще заливал, что не хищник. Самый настоящий волчара и есть. – А зачем тебе револьвер? – проявил любопытство продавец ручек. – По работе надо! – Разве кольтами чистят город? – Ну, а то! Убираем кой-кого помаленьку. Выпив рюмку, Колонтеев осведомился: – Ты, выходит, киллер? – Тс-с, чего орешь! – помолчав, Зобов сообщил: – Понимаешь, заказали мне одного… И не знаю, как подступиться. А с твоим «Смит и Вессеном» будет проще. Павел Александрович тяжело вздохнул: – Ладно, так и быть. Потому как – друзья. Только для тебя – тридцать тысяч. – Двадцать пять. – По рукам! И они, заказа веще коньяку, спрыснули отличную сделку. На другое утро однокашник появился в квартире Колонтеевых с пластиковым пакетом «Adidas», из которого вытряхнул сверток в белой бумаге. Развернув его, Павел Александрович увидал 100-долларовые купюры, перетянутые резиночкой. – Двести пятьдесят, как договорились. Пересчитывать будешь? – Я тебе доверяю, – и достал револьвер. Славка изучил его аккуратно, профессионально, ничего подозрительно не нашел, но, прощаясь, заметил: – Если не сработает, падла, замочу. – Заливаешь? – улыбнулся ученый пришибленно. – Блин буду – замочу! – и недобро хлопнул за собой дверью. Колонтеев понял, что убьет обязательно. Мама всунула голову в комнату и спросила: – Павлик, это уж не Зобов ли был? – Да, он самый. – И недлинно осветил ситуацию. Октябрина Савельевна села: – Что же ты наделал, сынок? Он кого-то теперь застрелит, а тебя привлекут как торговца оружием. Павел Александрович щелкнул резинкой на купюрах и ответил горестно: – Продал за тридцать сребреников. Перестроился, блин! Между тем, Славка собирался убрать не кого-нибудь, а главу «Интердихлофоса» Кавнюка. Тараканная мафия – та, что выпускала липовые ловушки для тараканов, – возжелала приручить конкурента. Полюбовно договориться не получилось, так как нынешний Ольгин муж отказался продать акции своего ЗАО, и пришлось заказать его Зобову. Славка несколько недель наблюдал за Кавнюком и никак не мог придумать, как избавиться от охранников гендиректора. Устранять всех троих ему не хотелось, но другого способа выдумать он не мог – те сопровождали босса даже по нужде. Но зато револьвер Колонтеева поменял ситуацию: если кольт заговоренный, можно просто подойти и пальнуть – ведь потом ничего не будет. Операцию киллер сам себе назначил на ближайшее утро. Выпив утренний кофе и поцеловав, по традиции, Ольгу и детей, бывший аспирант в сопровождении двух своих секьюрити вышел из квартиры и, спустившись в лифте, неспеша направился к своему «Мерседесу». Тут из-за угла появился Зобов, вытащил пластмассовое оружие и, прицелившись, хладнокровно выстрелил в голову Кавнюка. Все оцепенели. Ольгин муж зашатался и схватился за лоб. Но, не чувствуя боли и не видя крови, устоял на ногах. В то же самое время два амбала-охранника бросились на Славку, повалили наземь, заломили руки за спину и прилично надавали по морде. Неудачник-убийца сплевывал выбитые зубы и матерился: – Вы чего, чего, мать вашу так растак? Пошутить нельзя? Револьвер игрушечный! Бугаи не верили и рычали в ответ: |