МЕСТЬ ГАННИБАЛА 1. Любил ли я Екатерину? Вначале, полагаю, нет. Мои морщины и седины и разница в семнадцать лет, что оказалась между нами, не позволяли мне, друзья, увлечься сладкими мечтами, что с нею буду счастлив я. Она – такая молодая (всего каких-то двадцать пять), согласен, чересчур худая, но резвости не занимать! Глаза блестят, и голос звонкий, и ей же ей, могу вполне ее представить амазонкой на необузданном коне! А я? Увы, уже за сорок, довольно рыхлый, блеклый вид, и лысина проглянет скоро, и пузо круглое торчит. Во мне одно лишь интересно: пишу забавные стихи… Но дамы в массе, как известно, к таким достоинствам глухи. Кому я нужен – странный малый, не строен, не богат, не лих, когда кругом теперь навалом миллионеров молодых?! Так думал я, с тоской во взоре фасуя тысячи страниц в своей занюханной конторе бок о бок с множеством девиц. Они к себе меня манили овалами грудей и поп, но я магнитной этой силе старался не поддаться, чтоб… не стать посмешищем и фатом в глазах коллег, в глазах друзей. И про себя ругался матом от никудышности своей. И вот, когда пришла в контору работать Катя Пилипчук, я был сражен и понял вскоре, что сам себе я не прощу, коль с ней не попытаюсь с ходу служебный закрутить роман. И этой прихоти в угоду придумал хитроумный план. Решил вначале анонимно стихи ей слать, как Сирано, – сонеты, оды, песни, гимны, воспев желание одно – ее любить и восхищаться ее небесной красотой. И к сердцу девы достучаться своей влюбленностью слепой. В себя влюбить – а там открыться, взять на талант и на испуг, и тем завоевать девицу – Екатерину Пилипчук! Забава? Да, пускай забава. Ведь жизнь уныла без забав. Увлечься девой худощавой решил я, трусить перестав. Пойдет на пользу мне интрижка, расшевелит застой в крови… Похулиганю, как мальчишка, в отсутствие большой любви! И я по почте электронной под псевдонимом Hannibal Екатерине несмышеной стихи любовные послал. Читайте. Только идиот иронии в них не поймет. Стихотворение № 1Душевной жаждою томим, Я брел, убог и неопрятен… И предо мной, как Серафим, Вдруг Пилипчук явилась Катя. Ее чудесные глаза, Ее божественные руки И в красках передать нельзя, И не облечь в слова и звуки! Она, как ангел, хороша! Она прекрасна, как Мадонна! Пред ней стою я, чуть дыша, Как будто бы перед иконой. Ах, Катя, Катя! Вы собой Контору нашу озарили: Ведь дамы красоты такой К нам раньше редко заходили! Такой, пожалуй, больше нет Во всей Вселенной, может статься! И я, влюбленный в Вас поэт, Намерен Вами восхищаться. А Вы, прошу Вас, Нефертити, Меня сурово не судите! Весь день томился, ожидая ее ответа. Но она ходила мимо с чашкой чая, невозмутимо холодна. Тогда, в бреду и исступленье, взрываясь, будто бы тротил, еще одно стихотворенье я Катерине посвятил. Читайте дальше: вот оно – без редактур приведено. Стихотворение № 2Я Катерину так люблю, Что я ревную даже к ручке, Зажатой ею в нежной ручке, Вот Катерину как люблю!
Не знаю, как и почему, Ревную яростно к браслету, Надетому на ручку эту, К сережкам, кольцам и всему, Что телом Катиным согрето… Понять сего, по всем приметам, Мне трудно даже самому!
Хочу я стать ее заколкой, На кофточке прохладным шелком, Помадой на губах. Хочу, как крем, впитаться в кожу, И тушью лечь на веках тоже, И лаком на ногтях.
Ах, Катя, Вы – моя владыка! И Вас я обожаю дико! Отправил. Ждал… Безрезультатно! Ответа не было опять. Чтоб не ругаться непечатно, пришлось мне стойкость проявлять. Но я унял негодованье, на сердце залечил рубец и Кате новое посланье решил отправить под конец. А если промолчит – тогда смирюсь и сгину навсегда.
Стихотворение № 3сонет Чересполосица обид, Чередование ошибок… Ваш лик загадочен и зыбок, И он молчание хранит.
Нет, я любовью не убит. Я знаю: Вы из караибок И не транжирите улыбок, Улыбки Ваши – дефицит.
Напрасно плакать и сердиться – Минута Ваша не пришла, И спит неистовая птица.
Она испепелит дотла, Как только сможет пробудиться, Как только развернет крыла!.. И у меня вспотели руки, когда под грифом Hannibal я у себя на оутлуке письмо от Кати увидал! Открыл – и, словно оглашенный, глазами в текст вцепился я: «Мой незнакомец несравненный! Не обижайтесь на меня! – писала Катя в оправданье. – Я Ваши оды, Вашу лесть нашла с немалым опозданьем и лишь теперь смогла прочесть. Да, вы мне льстите, право слово, и Вы, конечно же, нахал. Но ждать от Вас посланий новых я буду, милый Ганнибал! Я дипломатка никакая и лишнего боюсь сболтнуть, но объявляю: Вас не зная, уже люблю! Да-да… Чуть-чуть!.. Вы удивительный мужчина. Прощайте! Ваша Катерина». О Боже! Я у монитора сидел, от радости хмельной. Свершилось! Стихотворным вздором я сердце девы молодой поколебал и вызвал чувство благоприятное в ответ. Да здравствует мое искусство! Я замечательный поэт! И разгорелась переписка в стихах и прозе! Оутлук позволил Ганнибалу быстро сойтись с азартной Пилипчук. Она уже писала: «Милый…» А я ей: «Киска», – отвечал и сочинял со страшной силой за мадригалом мадригал. Она уже писала: «Кто ты? Предстань передо мной живьем!» А я бубнил ей без охоты: «Не торопись… Потом, потом!» И вот на новогоднем бале, среди мельканья мишуры, когда шампанское в бокале шипит от собственной игры и от нарядов супермодных теснится ресторанный зал, я Катю чинно-благородно на танец медленный позвал. Мы вышли в круг, и Катя руку мне положила на плечо. И в танце, наклонившись к уху, я прошептал ей горячо: – Не знаю, кстати иль некстати, но вам привет передавал один давнишний мой приятель… Не догадались? Ганнибал! У Кати вздрогнули ресницы с полунаклоном головы, и потрясенная девица произнесла: – Так это вы?! Потом, щекой зардевшись ало, и с жаром, будто бы в огне, сказала: – Я всегда считала, что Баклажанов пишет мне! (Коллега Витя Баклажанов, довольно видный мальчуган, был из конторских бонвиванов наипервейший бонвиван). И я воскликнул: – Боже правый! Как вы могли предположить, что этот идиот слащавый способен что-то сочинить?! – Нет, он забавный. – Неужели? По мне, так полная свинья. Она с улыбкой топ-модели взглянула нежно на меня. Проговорила: – Вы ревнивый. Но нету с Виктором проблем: хоть Баклажанов и красивый, он мне не нравится совсем. – А я вам нравлюсь? В вихре танца так отвечала мне она: – Пока не знаю. Может статься, я в Ганнибала влюблена. И сердце лопнуло на части, когда я это услыхал. И я воскликнул: – Катя, здрасьте! Ведь я – тот самый Ганнибал! Она вздохнула: – Право слово, не мучайте меня сейчас – еще я не совсем готова объединить его и вас! Помедлила и продолжала: – Причина главная одна – ведь между нами лет немало, и к вам привыкнуть я должна. Я согласился: – Привыкайте. Вам хватит, скажем, двух часов? От этих слов у бедной Кати цвет щечек снова стал пунцов. Она спросила: – Для чего же нам надо слишком гнать коней? От страсти весь в гусиной коже, тогда я так ответил ей: – Живете вы далековато: на электричке – будь здоров! А у меня пустует хата – готовый для ночлега кров. Клянусь, что буду деликатен, не посягну на вашу честь и свято обещаю, Катя, что к вам в постель не буду лезть. – Вот это жаль! – она сказала. И засмеялась: – Я шучу. И предложенье Ганнибала за рюмкой чая изучу. Пока что будем развлекаться – ведь это новогодний бал! Ну, а минуток через …надцать ответ получит Ганнибал! Я проводил ее за столик, за свой вернулся через зал и жадно, словно алкоголик, коньяк с шампанским намешал. Пьянел и думал: «Хрен дебильный! Сегодня будешь посрамлён!» Вдруг завибрировал мобильный в моем кармане телефон. Его извлек и на дисплее прочел от Кати SMS: «Vezi menia k sebie skoree! Otvet moy odnoznachen: yes!» Я прошептал: «Она согласна! Удался мой безумный план! Писал стихи я не напрасно, и может выгореть роман!» Потом я ждал ее у входа, вдали от ярких фонарей – в глазах конторского народа чтоб не светиться вместе с ней. О, это чудное мгновенье! Она явилась предо мной, как мимолетное виденье… в платке и шубке меховой. Она стояла и дрожала, как будто зябко было ей, и бормотала чуть устало: – Поехали… скорей, скорей… Я голоснул такси, и сразу, сквозь полосящую метель, помчались мы ко мне на хазу – в тепло, уют, комфорт, постель… Приехав, Катя оглянулась, сказала: – Клёво. Я торчу. А я, игривый, обалделый, зажег фигурную свечу. Сервировал вино, конфеты, бананы, белый шоколад… Она курила сигареты и отвечала невпопад. Произнесла довольно грубо: – Ну, хватит. Больше нету сил. Тянуть и медлить просто глупо. На бале ты смелее был. И я, в кулак собрав отвагу, на Катю прыгнул сверху вниз… И лифчик нежным белым флагом на люстре, сброшенный, повис…
2. Пора любви и бурной страсти, и феерических ночей, когда ты полностью во власти неукротимости своей! Дверной звонок – и у порога стоит Катюша вся в снегу – так хороша и длиннонога, что передать вам не могу! Меня холодными губами целует ласково и в лёт. Смеется: – Не колись усами. Какой ты, право, бегемот! Ее дыханье ароматно, и дивный запах от волос… Я их вбираю плотоядно, закрыв глаза, задравши нос… Целую пальчики, ладошки, пупок, который приоткрыт… Она мурлычет, словно кошка, и мне прическу шебуршит. Мы пьем «Мартини бьянко» с соком, шалим, дурачимся, хохмим, порой заводим караоке, а утомившись, мирно спим. Потом любуюсь, как нагая Катюша принимает душ… Мы с нею праздники справляем – единства тел, единства душ. А по е-мейлу на работе воркуем, словно голубки, и я, смешлив и беззаботен, пишу ей новые стишки. Живем кайфово, в стиле «диско», «Люби со вкусом!» – наш девиз, я называю Катю «киска», она меня – конечно, «кис». И мнится нам, что будет вечно кружиться новогодний бал, к нему относимся беспечно… Но жизнь, увы, не карнавал! |