Михаил Казовский Ё – МОЁ Одноактная комедия ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: Н Ё Б О В С е р г е й Н и к о л а е в и ч – 39 лет, мощный бородатый мужчина. К и р а, его жена – 34 года, миниатюрная блондинка. Д и н а, их дочь – 9 лет, похожа на мать. Н Е Б О В С е р г е й Н и к о л а е в и ч – 39 лет, жилистый мужчина в очках, с носом-клювом. И р а, его жена – 33 года, полная брюнетка. Д и м а, их сын – 10 лет, похож на мать, но в очках, как отец. В эпизодах — стюард, артисты варьете, медсестра и др.
Картина первая Солнечное летнее утро. Южный морской порт. Белоснежный лайнер «Самуил Маршак», готовый к очередному средиземноморскому круизу. Музыка. Улыбающиеся стюарды встречают пассажиров. По трапу поднимается семья из трех человек: Нёбов, Кира и Дина. Он в матерчатой шляпе с обвислыми полями, сиреневой футболке с коровой «Милка», широких белых полотняных брюках и дырчатых туфлях; несет две большие дорожные сумки. Она в солнечных очках, сильно декольтированной кофточке, обтягивающих шортах-джинсиках, под мышкой — женская сумочка. Девочка в такой же матерчатой шапочке, что у отца, и таких же шортах, что у матери; за плечами детский рюкзачок. К и р а (достает из сумочки билеты). Наша каюта — сорок семь. (Подает стюарду.) С т ю а р д (смотрит билеты). Совершенно верно. Проходите, пожалуйста. Приятного вам путешествия. Д и н а. И вам того же. Семья идет по коридору. К и р а. Вообще я не думала, что «Маршак» – такое корыто. Н ё б о в (отдуваясь). Вечно тебе всё не нравится. К и р а. Но зато тебе вечно нравится всё. Заходят в сорок седьмую каюту. Д и н а. Видели, среди людей Бари Алибасов и его «нанайцы»? Все такие лапочки! К и р а. Тебе еще рано интересоваться мальчиками. (Осматривает помещение, заглядывает в иллюминатор.) И потом они – не люди, а артисты, будут нас развлекать во время круиза. (Проводит пальцем по стеклу.) Пыль. Я не удивлюсь, если здесь бродят тараканы. Н ё б о в (задрав ноги, валится на кровать). Боже! Сколько я мечтал рухнуть вот так, чтоб расслабиться и не думать ни о чем! Отпуск! Свобода! Средиземное море! Кайф! К и р а. Погоди, наш совковый сервис кайф тебе еще обломает. Открывается дверь: на пороге Небов, Ира и Дима. Глава семьи в бейсбольной шапочке, джинсовой паре и кроссовках катит чемодан на колесиках. Его жена в кружевной кофточке и цветастой юбке, белых босоножках катит сумку на колесиках. Сын одет в точности, как отец; за плечами – детский рюкзачок. Н е б о в. Извините, это номер сорок семь? К и р а. Да, вы не ошиблись. А в чем, собственно, дело? Н е б о в. Дело в том, что каюта – наша. К и р а. То есть, как это ваша? Вот билеты! (Протягивает вошедшим, а пока те их рассматривают, обращается к мужу.) Я предупреждала: началось! Выписали билеты на одну и ту же каюту. Н е б о в. Простите, вы Небов Сергей Николаевич?! Н ё б о в. Не совсем. Да, Сергей Николаевич. Но не Не-ебов, а Нё-ёбов. От слова «нёбо». (Тычет пальцем в рот.) Просто две точечки не всегда удосуживаются проставить. Вот и получается не «Нёбов», а «Небов». Н е б о в. Потрясающе! Н ё б о в. Лично я не вижу ничего потрясающего. Казуистика, вот и все. Н е б о в (хохочет). Нет, не может быть! Постепенно начинают смеяться его жена и сын. К и р а (мужу). Ты что-нибудь понимаешь? Н ё б о в. Ровным счетом ничего. К и р а. А по-моему, это не просто теплоход, а плавучий дурдом. Н е б о в (утирая слезы). Вы простите... Вышло так неожиданно... Понимаете, я тоже Сергей Николаевич, но не Нёбов, а Небов. От слова «небо». (Тычет пальцем в потолок.) Без двух точек. Н ё б о в. Потрясающе! Н е б о в. Что я вам говорил? Н ё б о в. Ошизеть можно! К и р а. Только в родной «Рашке» такое случается. И р а. Надо администрации сообщить. Пусть разводят нас по разным каютам. К и р а. Да уж, вшестером ехать не хотелось бы. Даже с однофамильцами, но без двух точек. Дима показывает Дине язык, та корчит ему рожу. Теплоход торжественно отваливает от одесского причала. Солнце, море, музыка.
Картина вторая Вечером в ресторане «Самуила Маршака» обе семьи, выйдя из разных кают, устраиваются за одним столиком. Утреннее недоразумение их сблизило: мужчины вовсю чокаются и пьют, дамы улыбаются друг другу, поедая южные фрукты. Дети уже спят. Н ё б о в (закусывая). Вообще-то моя фамилия произошла не от нёба, которое во рту, а от нёба, которое в печи. Верхняя часть свода в русской печке называется нёбом. А мой прапрапрадед был на Псковщине печником. Н е б о в (подхватывая). Если честно, и моя фамилия к небу не имеет отношения. По семейной легенде, предок мой – адмирал Небб из Норвегии. Он служил в русской армии. И его потомки стали «Неббовы» с двумя «б», а затем просто «Небовы», как я. По-норвежски «небб» означает «клюв». К и р а. Интересно! И р а (смотрит на нос мужа). Да уж, клювик у нас еще тот... К и р а. Главное – не форма, а содержание: много ли в этом клювике приносят домой?.. И р а. Мы не жалуемся. Фирма Сергея продает жевательную резинку по всей территории СНГ. Он, правда, не президент, но и не рядовой клерк... Н е б о в (улыбаясь). Где-то примерно посередине. К и р а. Ну а мы – труженики щипцов и зубил. И р а. Это что же? Слесарные мастерские? Автосервис? К и р а (смеется). Нет! Зубы – дерг, дерг, хрясь! В общем, хирурги-стоматологи. Правда, я не практикую, занимаюсь бухгалтерией. А Сергей – по локоть в крови! Н е б о в. Прибыльное дело? Н ё б о в. Заморозка – два доллара, удаление – двадцать, устранение абсцесса – пятнадцать. В день до двадцати пациентов. Минус налоги. В месяц получается на двоих три с половиной тысячи «зеленых». Н е б о в. Более-менее. К и р а. Ну, скорее, «менее». Мы еще не выплатили кредиты, влезли в долги с квартирой и машиной. И потом дочкина гимназия с компьютерно-православным уклоном – чистые расходы, каждый квартал плата растет в два раза. И р а. Нет, мы сына определили просто в спецшколу при Академии внешних сношений: знание семи языков, деловые игры и лаун-теннис. Н ё б о в. Дамы, дамы! Мы в отпуске. Хоть немного забудем о доме. Отключимся на эти двенадцать дней. (Поднимает бокал.) Выпьем за нас! За крутой полноценный отдых! И да здравствуют Небовы-Нёбовы на просторах Европы! Н е б о в. Ура! (Чокаются, пьют.)
Картина третья Круговерть экскурсий: Пирей и Афины с их Акрополем и храмом Зевса Олимпийского, уличные лавки с горами экзотических фруктов, магазины со шмотками, стрелы автострад, картинные галереи... Радостные лица наших героев. Дети, жующие мороженое, Нёбов, фотографирующий Иру и Киру на смартфон. Небов, снимающий видеокамерой не только своих родных и друзей, но и девушек на пляже «топлесс». Неаполь. Замки Кастель-дель-Ово и Кастель-Нуово. А прогуливаясь среди руин древнего города Помпеи у подножия величественного Везувия, обе женщины присаживаются передохнуть на обломок мраморной плиты. К и р а. Эти развалины мне напоминают нашу Рашу. Ветхий Завет посреди праздника жизни. Полторы недели еще – и сказке конец. Снова грязь, хамство и базар. И р а. Ты могла бы остаться за границей? К и р а. Запросто! Без раздумий, но у Нёбова – принципы! Он без русской земли не может. Без церквушек, погостов, березок. Пропади они пропадом! Дедушка-печник в нем весьма активен. И р а (задумчиво). Я его понимаю. Мама у меня русская, а отец хоть и армянин, но потомственный москвич. Мы воспитаны на русской культуре, православных традициях. И потом сказка на то и сказка, чтобы быть короткой. Жить все время в сказке нельзя. К и р а. Перестань! Люди ведь живут – итальянцы, греки, испанцы. Все нормальные люди! И ничуть не страдают от своих изобилий. Это мы дураки: нас накрыло пеплом вулкана в семнадцатом году, и не можем очухаться до сих пор. И р а (вполголоса). Знаешь, я скажу тебе по секрету: мать у Небова — еврейка, Дора Соломоновна Трахман... К и р а. О, какой коктейль в вашем сыне: русская, норвежская, армянская и еврейская кровь! Он, должно быть, очень талантливый. И р а. Я сейчас про другое. Муж мне предлагал: в Хайфе не садиться обратно на теплоход, получить в Израиле гражданство. К и р а. Ну, а ты? И р а. Я сказала «нет». Это подло сбегать, как крысы с тонущего корабля. К и р а. Разве «Маршак» тонет? И р а. Я имела в виду Россию, все еще встающую с колен. К и р а. Сумасшедшая! Это шанс! Выжить, опериться, Димке дать образование на уровне мировых стандартов! И р а. Ни за что, ни за что! Не смогу без Москвы, улочек ее, сплетен, русской речи... К и р а. ...мата, диких цен, хамов, бомжей, митингов, побоищ? И р а. А в Израиле спокойнее? И вообще Родину не выбирают. К и р а. Но зато можно выбрать место жительства. И р а. И потом: мои старики и Сережины старики. Как их бросить? К и р а. Ерунда. Вывезите к себе. И р а. Нет, не захотят. К и р а. Чепуха. По тебе и по внукам соскучатся, прилетят, как миленькие. Крики: «Ира»! «Кира»! Выбегает Небов. Н е б о в. Дамы, вы что? Все уже в автобусе. Быстро, быстро!
Картина четвертая И опять крутится карусель круиза: вечера в кают-компании, где поет «Ha-На» и читает свои одностишия Владимир Вишневский, в том числе и такое: «Еще одна страна, где я не нужен...». Французская Ривьера. Лазурный Берег, пляжи Ниццы. Дети плещутся в море, Небов и Кира вслед за ними бегут купаться, а под тентом на лежаках остаются Нёбов и Ира. Она мажется кремом «для загара», он пьет пиво из банки. Н ё б о в (с прищуром глядя в море). Вам не кажется, что у вашего мужа и моей жены назревает роман? И р а. Нет, не кажется, потому что он уже назрел. Н ё б о в. Вот как?! И вы так спокойно об этом говорите? И р а. Я привыкла. Он патологический бабник. Ни одно существо противоположного пола пропустить не может. Так что у меня имелась альтернатива: или развестись, или на все его похождения смотреть сквозь пальцы. Я пока выбрала последнее. Н ё б о в. Почему «пока»? И р а. Потому что не нашла лучшую замену... Вы мне не помажете спину? (Ложится на живот, развязывает сзади тесемки купальника.) Н ё б о в. С удовольствием. (Мажет.) Ну, а вы? Никогда не изменяли ему? Извините за бестактный вопрос. И р а. Нет, ни разу. Более того: Небов – первый и единственный мой мужчина. Н ё б о в. Удивительно! И р а. Так была воспитана. Ну, а вы часто изменяете? Н ё б о в (засмущавшись). Честно говоря, тоже нет... Я до Киры встречался с одной женщиной, но потом был супруге верен на все сто! И р а. А она вам? Извините, если я вторгаюсь... Н ё б о в. Нет, пожалуйста, ничего такого. Кира от меня однажды уходила к родителям просто потому, что мы поругались. Крепко. Чуть не до развода. Но потом вернулась. И, насколько я знаю, у нее за этот период не было никого. Да и после тоже, по-моему... И р а. Значит, вы счастливчик... Н ё б о в. Нет, не всё так безоблачно, если разобраться. Мы с ней, в сущности, очень разные. Но осталась привязанность. Да и дочку надо воспитывать в нормальной семье. И р а. Динка у вас смышленая. Н ё б о в. Я мечтал о девочке. И как по заказу... Кира была студенткой медицинского института и пришла к нам на практику. Я тогда работал в районной поликлинике. И р а. А со мной Сергей познакомился в турпоездке по Болгарии. А потом вернулись, и, когда стало ясно, что я в положении, Небов как честный человек женился на мне. Н ё б о в. Димка ваш тоже сообразительный. (Ласково гладит ей спину.) И р а (неожиданно засмущавшись). Все, спасибо, достаточно. (Завязывает сзади тесемки.) Вы невероятно любезны. (Сухо.) Было очень приятно. Н ё б о в (тоже смутившись, взял опять банку с пивом, повернувшись к морю). Что вы, что вы. Это мой долг... как приятеля и врача...
Картина пятая Самая дальняя точка круиза – Барселона. Темпераментное испанское фламенко, фонтан на площади, в воду которого все бросают монетки, собор Саграда Фамилия архитектора Гауди. Отстав от общей группы, Небов обнимает Киру и с энтузиазмом целует в губы. Та сначала отвечает, а потом спохватывается. К и р а (полушепотом). Ты с ума сошел! Он увидит! Н е б о в. Он, по-моему, и так догадался. К и р а. Думаешь? Не знаю. Он бы мне сказал. У него что на уме, то и на языке. Валенок. Теленок. Настоящая «Милка». Н е б о в (хохочет). Что у него на уме, я догадался! К и р а. Что? Н е б о в. Обрати внимание, как он смотрит на мою дражайшую половину. К и р а. Неужели? Н е б о в. Именно, именно. К и р а. Значит, это все упрощает... Н е б о в. Главное, не хотелось бы впутывать детей. К и р а. Дина останется со мной. Н е б о в. Хорошо, а Дмитрий? Без меня он сделается типичным «совком». К и р а. Двух не потянуть. А тем более, может родиться третий... Н е б о в (обнимает ее). О, мое сокровище! К и р а. От тебя исходит такая мужская энергия, что вполне можно забеременеть даже на расстоянии. (Целуются.) Из-за угла появляется Нёбов, смотрит на них ошарашенно, но потом приходит в себя, усмехается и уходит.
Картина шестая Снова теплоход, жаркий день, пассажиры плещутся в палубных бассейнах. Дина подходит одному из «нанайцев», который загорает в шезлонге. Д и н а. Простите, можно попросить у вас автограф? «Н а н а е ц» (открывает глаза, с улыбкой). Пожалуйста, девочка. (Расписывается.) Д и н а (подходит к другому, который сидит в наушниках с плейером). Простите, можно попросить у вас автограф? (Тот кивает, расписывается.) Большое спасибо! Мы тут с другом часто дуемся в «дурачка». Не хотите к нам присоединиться? Певец в наушниках не слышит. Дина объясняет ему жестами, кричит: «Дурачок, дурачок!» «Нанаец» мотает отрицательно головой. Дина пожимает плечами, уходит, садится рядом в Димой. Д и м а (жует жвачку). Что, звезда послала подальше? Д и н а. Почему? Вот один автограф, второй... Д и м а. Только идиоты собирают автографы. (Теребит цветной вкладыш от жвачки.) Д и н а. Ну, а вкладыши к жвачке собирают одни дебилы. Д и м а (сопя). Ты еще скажи, что жвачкой тоже торгуют одни кретины. Д и н а. Разумеется. Д и м а (нагло). Мой отец в двадцать раз богаче, чем твой! Д и н а. Что ж тогда он тебе денег на мороженое не дает? Д и м а. Потому что у меня тонзиллит. Д и н а. Что ж тогда со своим тонзиллитом ты всегда кусаешь мое мороженое? Д и м а. Потому что ты сама предлагала. Д и н а. Больше не буду. Ни разочка! Д и м а. Верно: не успеешь. Д и н а. Почему? Д и м а. Скоро мы расстанемся. Д и н а. Ну, еще не скоро (загибает пальцы): Александрия, Хайфа, Стамбул… Д и м а. Ошибаешься, раньше. Д и н а. Почему? Д и м а. Потому. Это тайна. А ты – трепло. Д и н а. Говори сейчас же! Д и м а. Делать мне больше нечего. Д и н а. Я тебе сорок центов дам. На стакан кока-колы. Д и м а. Мы не продаемся. Д и н а. Восемьдесят. Д и м а. За кого ты меня принимаешь? Д и н а. Доллар. Д и м а. Хорошо. Только побожись, что не выдашь. Д и н а. Вот те крест! (Достает монетку.) На, держи. Д и м а (берет). Ну, смотри: трепанешься – прибью! Д и н а. Сказано – могила! Ну, колись, давай. Д и м а. В Хайфе мой папашка и твоя мамашка вместе с тобой останутся на «пэ-мэ-жэ». Д и н а. На какое такое «мэ-жэ»? Д и м а. «Постоянное место жительства», ясно? Д и н а. Ты че, сбрендил? (Крутит пальцем у виска.) Д и м а. Точняк. Честное капиталистическое. Д и н а. Не хочу оставаться ни в какой идиотской Хайфе! Д и м а. Кто тебя спрашивать-то будет? Д и н а. Нет, а папа? Д и м а. А теперь твоим папой будет мой папа! Д и н а (почти в слезах). Не хочу! Ты все врешь! Я не верю! (Хочет убежать.) Д и м а. Стой! Куда? (Хватает ее за руку.) Тихо. Сидеть. Ты божилась! Д и н а (хнычет). Не хочу, не хочу... Д и м а. Дура, замолчи. Радоваться должна: будешь жить, как белый человек. Д и н а. Не хочу, как белый. Я хочу, как все. Как папа! Д и м а. Ненормальная. Я остался бы с лету, да меня на фиг не берут... |