Михаил Казовский

Ё – МОЁ

Одноактная комедия

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Н Ё Б О В  С е р г е й  Н и к о л а е в и ч – 39 лет, мощный бородатый мужчина.

К и р а, его жена – 34 года, миниатюрная блондинка.

Д и н а, их дочь – 9 лет, похожа на мать.

Н Е Б О В  С е р г е й  Н и к о л а е в и ч – 39 лет, жилистый мужчина в очках, с носом-клювом.

И р а, его жена – 33 года, полная брюнетка.

Д и м а, их сын – 10 лет, похож на мать, но в очках, как отец.

В эпизодах — стюард, артисты варьете, медсестра и др.

 

Картина первая

Солнечное летнее утро. Южный морской порт. Белоснежный лайнер «Самуил Маршак», готовый к очередному средиземноморскому круизу. Музыка. Улыбающиеся стюарды встречают пассажиров.

По трапу поднимается семья из трех человек: Нёбов, Кира и Дина. Он в матерчатой шляпе с обвислыми полями, сиреневой футболке с коровой «Милка», широких белых полотняных брюках и дырчатых туфлях; несет две большие дорожные сумки. Она в солнечных очках, сильно декольтированной кофточке, обтягивающих шортах-джинсиках, под мышкой — женская сумочка. Девочка в такой же матерчатой шапочке, что у отца, и таких же шортах, что у матери; за плечами детский рюкзачок.

К и р а (достает из сумочки билеты). Наша каюта — сорок семь. (Подает стюарду.)

С т ю а р д (смотрит билеты). Совершенно верно. Проходите, пожалуйста. Приятного вам путешествия.

Д и н а. И вам того же.

Семья идет по коридору.

К и р а. Вообще я не думала, что «Маршак» – такое корыто.

Н ё б о в (отдуваясь). Вечно тебе всё не нравится.

К и р а. Но зато тебе вечно нравится всё.

Заходят в сорок седьмую каюту.

Д и н а. Видели, среди людей Бари Алибасов и его «нанайцы»? Все такие лапочки!

К и р а. Тебе еще рано интересоваться мальчиками. (Осматривает помещение, заглядывает в иллюминатор.) И потом они не люди, а артисты, будут нас развлекать во время круиза. (Проводит пальцем по стеклу.) Пыль. Я не удивлюсь, если здесь бродят тараканы.

Н ё б о в (задрав ноги, валится на кровать). Боже! Сколько я мечтал рухнуть вот так, чтоб расслабиться и не думать ни о чем! Отпуск! Свобода! Средиземное море! Кайф!

К и р а. Погоди, наш совковый сервис кайф тебе еще обломает.

Открывается дверь: на пороге Небов, Ира и Дима. Глава семьи в бейсбольной шапочке, джинсовой паре и кроссовках катит чемодан на колесиках. Его жена в кружевной кофточке и цветастой юбке, белых босоножках катит сумку на колесиках. Сын одет в точности, как отец; за плечами детский рюкзачок.

Н е б о в. Извините, это номер сорок семь?

К и р а. Да, вы не ошиблись. А в чем, собственно, дело?

Н е б о в. Дело в том, что каюта наша.

К и р а. То есть, как это ваша? Вот билеты! (Протягивает вошедшим, а пока те их рассматривают, обращается к мужу.) Я предупреждала: началось! Выписали билеты на одну и ту же каюту.

Н е б о в. Простите, вы Небов Сергей Николаевич?!

Н ё б о в. Не совсем. Да, Сергей Николаевич. Но не Не-ебов, а Нё-ёбов. От слова «нёбо». (Тычет пальцем в рот.) Просто две точечки не всегда удосуживаются проставить. Вот и получается не «Нёбов», а «Небов».

Н е б о в. Потрясающе!

Н ё б о в. Лично я не вижу ничего потрясающего. Казуистика, вот и все.

Н е б о в (хохочет). Нет, не может быть!

Постепенно начинают смеяться его жена и сын.

К и р а (мужу). Ты что-нибудь понимаешь?

Н ё б о в. Ровным счетом ничего.

К и р а. А по-моему, это не просто теплоход, а плавучий дурдом.

Н е б о в (утирая слезы). Вы простите... Вышло так неожиданно... Понимаете, я тоже Сергей Николаевич, но не Нёбов, а Небов. От слова «небо». (Тычет пальцем в потолок.) Без двух точек.

Н ё б о в. Потрясающе!

Н е б о в. Что я вам говорил?

Н ё б о в. Ошизеть можно!

К и р а. Только в родной «Рашке» такое случается.

И р а. Надо администрации сообщить. Пусть разводят нас по разным каютам.

К и р а. Да уж, вшестером ехать не хотелось бы. Даже с однофамильцами, но без двух точек.

Дима показывает Дине язык, та корчит ему рожу.

Теплоход торжественно отваливает от одесского причала. Солнце, море, музыка.

 

Картина вторая

Вечером в ресторане «Самуила Маршака» обе семьи, выйдя из разных кают, устраиваются за одним столиком. Утреннее недоразумение их сблизило: мужчины вовсю чокаются и пьют, дамы улыбаются друг другу, поедая южные фрукты. Дети уже спят.

Н ё б о в (закусывая). Вообще-то моя фамилия произошла не от нёба, которое во рту, а от нёба, которое в печи. Верхняя часть свода в русской печке называется нёбом. А мой прапрапрадед был на Псковщине печником.

Н е б о в (подхватывая). Если честно, и моя фамилия к небу не имеет отношения. По семейной легенде, предок мой адмирал Небб из Норвегии. Он служил в русской армии. И его потомки стали «Неббовы» с двумя «б», а затем просто «Небовы», как я. По-норвежски «небб» означает «клюв».

К и р а. Интересно!

И р а (смотрит на нос мужа). Да уж, клювик у нас еще тот...

К и р а. Главное – не форма, а содержание: много ли в этом клювике приносят домой?..

И р а. Мы не жалуемся. Фирма Сергея продает жевательную резинку по всей территории СНГ. Он, правда, не президент, но и не рядовой клерк...

Н е б о в (улыбаясь). Где-то примерно посередине.

К и р а. Ну а мы – труженики щипцов и зубил.

И р а. Это что же? Слесарные мастерские? Автосервис?

К и р а (смеется). Нет! Зубы – дерг, дерг, хрясь! В общем, хирурги-стоматологи. Правда, я не практикую, занимаюсь бухгалтерией. А Сергей – по локоть в крови!

Н е б о в. Прибыльное дело?

Н ё б о в. Заморозка – два доллара, удаление – двадцать, устранение абсцесса – пятнадцать. В день до двадцати пациентов. Минус налоги. В месяц получается на двоих три с половиной тысячи «зеленых».

Н е б о в. Более-менее.

К и р а. Ну, скорее, «менее». Мы еще не выплатили кредиты, влезли в долги с квартирой и машиной. И потом дочкина гимназия с компьютерно-православным уклоном – чистые расходы, каждый квартал плата растет в два раза.

И р а. Нет, мы сына определили просто в спецшколу при Академии внешних сношений: знание семи языков, деловые игры и лаун-теннис.

Н ё б о в. Дамы, дамы! Мы в отпуске. Хоть немного забудем о доме. Отключимся на эти двенадцать дней. (Поднимает бокал.) Выпьем за нас! За крутой полноценный отдых! И да здравствуют Небовы-Нёбовы на просторах Европы!

Н е б о в. Ура! (Чокаются, пьют.)

 

Картина третья

Круговерть экскурсий: Пирей и Афины с их Акрополем и храмом Зевса Олимпийского, уличные лавки с горами экзотических фруктов, магазины со шмотками, стрелы автострад, картинные галереи... Радостные лица наших героев. Дети, жующие мороженое, Нёбов, фотографирующий Иру и Киру на смартфон. Небов, снимающий видеокамерой не только своих родных и друзей, но и девушек на пляже «топлесс». Неаполь. Замки Кастель-дель-Ово и Кастель-Нуово.

А прогуливаясь среди руин древнего города Помпеи у подножия величественного Везувия, обе женщины присаживаются передохнуть на обломок мраморной плиты.

К и р а. Эти развалины мне напоминают нашу Рашу. Ветхий Завет посреди праздника жизни. Полторы недели еще – и сказке конец. Снова грязь, хамство и базар.

И р а. Ты могла бы остаться за границей?

К и р а. Запросто! Без раздумий, но у Нёбова – принципы! Он без русской земли не может. Без церквушек, погостов, березок. Пропади они пропадом! Дедушка-печник в нем весьма активен.

И р а (задумчиво). Я его понимаю. Мама у меня русская, а отец хоть и армянин, но потомственный москвич. Мы воспитаны на русской культуре, православных традициях. И потом сказка на то и сказка, чтобы быть короткой. Жить все время в сказке нельзя.

К и р а. Перестань! Люди ведь живут – итальянцы, греки, испанцы. Все нормальные люди! И ничуть не страдают от своих изобилий. Это мы дураки: нас накрыло пеплом вулкана в семнадцатом году, и не можем очухаться до сих пор.

И р а (вполголоса). Знаешь, я скажу тебе по секрету: мать у Небова — еврейка, Дора Соломоновна Трахман...

К и р а. О, какой коктейль в вашем сыне: русская, норвежская, армянская и еврейская кровь! Он, должно быть, очень талантливый.

И р а. Я сейчас про другое. Муж мне предлагал: в Хайфе не садиться обратно на теплоход, получить в Израиле гражданство.

К и р а. Ну, а ты?

И р а. Я сказала «нет». Это подло сбегать, как крысы с тонущего корабля.

К и р а. Разве «Маршак» тонет?

И р а. Я имела в виду Россию, все еще встающую с колен.

К и р а. Сумасшедшая! Это шанс! Выжить, опериться, Димке дать образование на уровне мировых стандартов!

И р а. Ни за что, ни за что! Не смогу без Москвы, улочек ее, сплетен, русской речи...

К и р а. ...мата, диких цен, хамов, бомжей, митингов, побоищ?

И р а. А в Израиле спокойнее? И вообще Родину не выбирают.

К и р а. Но зато можно выбрать место жительства.

И р а. И потом: мои старики и Сережины старики. Как их бросить?

К и р а. Ерунда. Вывезите к себе.

И р а. Нет, не захотят.

К и р а. Чепуха. По тебе и по внукам соскучатся, прилетят, как миленькие.

Крики: «Ира»! «Кира»! Выбегает Небов.

Н е б о в. Дамы, вы что? Все уже в автобусе. Быстро, быстро!

 

 

Картина четвертая

И опять крутится карусель круиза: вечера в кают-компании, где поет «Ha-На» и читает свои одностишия Владимир Вишневский, в том числе и такое: «Еще одна страна, где я не нужен...».

Французская Ривьера. Лазурный Берег, пляжи Ниццы. Дети плещутся в море, Небов и Кира вслед за ними бегут купаться, а под тентом на лежаках остаются Нёбов и Ира. Она мажется кремом «для загара», он пьет пиво из банки.

Н ё б о в (с прищуром глядя в море). Вам не кажется, что у вашего мужа и моей жены назревает роман?

И р а. Нет, не кажется, потому что он уже назрел.

Н ё б о в. Вот как?! И вы так спокойно об этом говорите?

И р а. Я привыкла. Он патологический бабник. Ни одно существо противоположного пола пропустить не может. Так что у меня имелась альтернатива: или развестись, или на все его похождения смотреть сквозь пальцы. Я пока выбрала последнее.

Н ё б о в. Почему «пока»?

И р а. Потому что не нашла лучшую замену... Вы мне не помажете спину? (Ложится на живот, развязывает сзади тесемки купальника.)

Н ё б о в. С удовольствием. (Мажет.) Ну, а вы? Никогда не изменяли ему? Извините за бестактный вопрос.

И р а. Нет, ни разу. Более того: Небов – первый и единственный мой мужчина.

Н ё б о в. Удивительно!

И р а. Так была воспитана. Ну, а вы часто изменяете?

Н ё б о в (засмущавшись). Честно говоря, тоже нет... Я до Киры встречался с одной женщиной, но потом был супруге верен на все сто!

И р а. А она вам? Извините, если я вторгаюсь...

Н ё б о в. Нет, пожалуйста, ничего такого. Кира от меня однажды уходила к родителям просто потому, что мы поругались. Крепко. Чуть не до развода. Но потом вернулась. И, насколько я знаю, у нее за этот период не было никого. Да и после тоже, по-моему...

И р а. Значит, вы счастливчик...

Н ё б о в. Нет, не всё так безоблачно, если разобраться. Мы с ней, в сущности, очень разные. Но осталась привязанность. Да и дочку надо воспитывать в нормальной семье.

И р а. Динка у вас смышленая.

Н ё б о в. Я мечтал о девочке. И как по заказу... Кира была студенткой медицинского института и пришла к нам на практику. Я тогда работал в районной поликлинике.

И р а. А со мной Сергей познакомился в турпоездке по Болгарии. А потом вернулись, и, когда стало ясно, что я в положении, Небов как честный человек женился на мне.

Н ё б о в. Димка ваш тоже сообразительный. (Ласково гладит ей спину.)

И р а (неожиданно засмущавшись). Все, спасибо, достаточно. (Завязывает сзади тесемки.) Вы невероятно любезны. (Сухо.) Было очень приятно.

Н ё б о в (тоже смутившись, взял опять банку с пивом, повернувшись к морю). Что вы, что вы. Это мой долг... как приятеля и врача...

 

Картина пятая

Самая дальняя точка круиза – Барселона. Темпераментное испанское фламенко, фонтан на площади, в воду которого все бросают монетки, собор Саграда Фамилия архитектора Гауди. Отстав от общей группы, Небов обнимает Киру и с энтузиазмом целует в губы. Та сначала отвечает, а потом спохватывается.

К и р а (полушепотом). Ты с ума сошел! Он увидит!

Н е б о в. Он, по-моему, и так догадался.

К и р а. Думаешь? Не знаю. Он бы мне сказал. У него что на уме, то и на языке. Валенок. Теленок. Настоящая «Милка». 

Н е б о в (хохочет). Что у него на уме, я догадался!

К и р а. Что?

Н е б о в. Обрати внимание, как он смотрит на мою дражайшую половину.

К и р а. Неужели?

Н е б о в. Именно, именно.

К и р а. Значит, это все упрощает...

Н е б о в. Главное, не хотелось бы впутывать детей.

К и р а. Дина останется со мной.

Н е б о в. Хорошо, а Дмитрий? Без меня он сделается типичным «совком».

К и р а. Двух не потянуть. А тем более, может родиться третий...

Н е б о в (обнимает ее). О, мое сокровище!

К и р а. От тебя исходит такая мужская энергия, что вполне можно забеременеть даже на расстоянии. (Целуются.)

Из-за угла появляется Нёбов, смотрит на них ошарашенно, но потом приходит в себя, усмехается и уходит.

 

 

 

Картина шестая

Снова теплоход, жаркий день, пассажиры плещутся в палубных бассейнах. Дина подходит одному из «нанайцев», который загорает в шезлонге.

Д и н а. Простите, можно попросить у вас автограф?

«Н а н а е ц» (открывает глаза, с улыбкой). Пожалуйста, девочка. (Расписывается.)

Д и н а (подходит к другому, который сидит в наушниках с плейером). Простите, можно попросить у вас автограф? (Тот кивает, расписывается.) Большое спасибо! Мы тут с другом часто дуемся в «дурачка». Не хотите к нам присоединиться?

Певец в наушниках не слышит. Дина объясняет ему жестами, кричит: «Дурачок, дурачок!» «Нанаец» мотает отрицательно головой. Дина пожимает плечами, уходит, садится рядом в Димой.

Д и м а (жует жвачку). Что, звезда послала подальше?

Д и н а. Почему? Вот один автограф, второй...

Д и м а. Только идиоты собирают автографы. (Теребит цветной вкладыш от жвачки.)

Д и н а. Ну, а вкладыши к жвачке собирают одни дебилы.

Д и м а (сопя). Ты еще скажи, что жвачкой тоже торгуют одни кретины.

Д и н а. Разумеется.

Д и м а (нагло). Мой отец в двадцать раз богаче, чем твой!

Д и н а. Что ж тогда он тебе денег на мороженое не дает?

Д и м а. Потому что у меня тонзиллит.

Д и н а. Что ж тогда со своим тонзиллитом ты всегда кусаешь мое мороженое?

Д и м а. Потому что ты сама предлагала.

Д и н а. Больше не буду. Ни разочка!

Д и м а. Верно: не успеешь.

Д и н а. Почему?

Д и м а. Скоро мы расстанемся.

Д и н а. Ну, еще не скоро (загибает пальцы): Александрия, Хайфа, Стамбул…

Д и м а. Ошибаешься, раньше.

Д и н а. Почему?

Д и м а. Потому. Это тайна. А ты трепло.

Д и н а. Говори сейчас же!

Д и м а. Делать мне больше нечего.

Д и н а. Я тебе сорок центов дам. На стакан кока-колы.

Д и м а. Мы не продаемся.

Д и н а. Восемьдесят.

Д и м а. За кого ты меня принимаешь?

Д и н а. Доллар.

Д и м а. Хорошо. Только побожись, что не выдашь.

Д и н а. Вот те крест! (Достает монетку.) На, держи.

Д и м а (берет). Ну, смотри: трепанешься прибью!

Д и н а. Сказано могила! Ну, колись, давай.

Д и м а. В Хайфе мой папашка и твоя мамашка вместе с тобой останутся на «пэ-мэ-жэ».

Д и н а. На какое такое «мэ-жэ»?

Д и м а. «Постоянное место жительства», ясно?

Д и н а. Ты че, сбрендил? (Крутит пальцем у виска.)

Д и м а. Точняк. Честное капиталистическое.

Д и н а. Не хочу оставаться ни в какой идиотской Хайфе!

Д и м а. Кто тебя спрашивать-то будет?

Д и н а. Нет, а папа?

Д и м а. А теперь твоим папой будет мой папа!

Д и н а (почти в слезах). Не хочу! Ты все врешь! Я не верю! (Хочет убежать.)

Д и м а. Стой! Куда? (Хватает ее за руку.) Тихо. Сидеть. Ты божилась!

Д и н а нычет). Не хочу, не хочу...

Д и м а. Дура, замолчи. Радоваться должна: будешь жить, как белый человек.

Д и н а. Не хочу, как белый. Я хочу, как все. Как папа!

Д и м а. Ненормальная. Я остался бы с лету, да меня на фиг не берут...